Речка была одним из тех немногих мест в Неверлэнде, где Венди могла уединиться. Хотя немного сложно говорить об уединении, когда стоит тебе только выйти на побережье и заглядеться на маячивший вдалеке корабль, как за твоей спиной бесшумно возникает Пэн, или пропащие мальчишки бегут к тебе гурьбой и пытаются увлечь в танец у костра. И какое бы не было у Дарлинг настроение, какие бы страшные мысли не затуманивали ей голову, ей всегда приходится идти за ними и не подавать виду. Вот уже с самого начала, как только Венди оказалась в Неверлэнде во второй раз, она вынашивала в своей голове план спасения. Заключительным и самым главным пунктом в её плане был Бэлфайер, без которого она просто не могла покинуть остров. В лагере тревожно перешептывались о каком-то мальчике, которого активно ищут, но имя его не называлось, а недавняя вылазка на борт «Веселого Роджера» проходила секретно и в дальнейшем не разглашалась. Дарлинг подозревала, что именно тем мальчиком был Бэлфайер, но напрямую спросить Питера она не могла, ведь это было сродни добровольному восхождению на эшафот. Она просилась поучаствовать в вылазке, но все мальчики усмехнулись, а один из них даже воскликнул «Ты же девчонка!», и Венди было не суждено попасть на корабль. Она жутко злилась и расстраивалась, но разве могла она показать всем свои истинные эмоции? Ведь в Неверлэнде не бывает несчастливых детей. Поэтому Венди держалась молча, но порой не удерживалась от осторожных вопросов, обращенных к мальчикам. Вопросы были невероятно просты: «Что ты делал до Неверлэнда?», «Как зовут твоих маму и папу?». К великому удивлению Венди, никто из них так и не мог ответить на эти два вопроса. Одни говорили то, что до Неверлэнда их не существовало, а родились они прямо здесь, другие просто отвечали «не помню». Венди не понимала, как же так? Как они могли забыть? Но больше всего она боялась стать такой же, как они, забыть саму себя и своих родных, поэтому каждую ночь Дарлинг повторяла имена. Не вслух, ведь она уже убедилась в том, что у Неверлэнда везде есть уши. Она приходила на речку, садилась на выступающий из песка камень и вычерчивала палкой имена, начиная с родителей.
«Мэри», «Джордж», «Джон», «Майкл».
Венди ужасно радовалась тому, что имена вспоминаются легко, но бывали и такие ночи, когда даже такие простые воспоминания вызывали осложнения. Сегодня Венди начала забывать, как зовут её родителей, и долго перебирала в голове различные имена, пока не вычертила на песке «Мэри» и «Джордж», вчитываясь по нескольку раз, чтобы не забыть. Имена братьев же вспомнились легко, но Венди знала, ещё одна ночь на Неверлэнде, и их имена станут стираться. Этого она боялась больше всего — забыть.
Последним именем в этом списке был «Бэлфайер». На это имя Венди смотрела дольше всего, а потом вскидывала голову вверх и вглядывалась в звёзды, надеясь, что в этот же момент, где-то далеко, а может, рядом, на них смотрит Бэй и знает, что совсем скоро они с Венди воссоединятся.
- Пэн велел мне с тобой подружиться.
Венди дернулась и обернулась. В этот раз появление Феликса на самом деле застало её врасплох. Около камня всё ещё была надпись, и Дарлинг, в один миг растерявшаяся, не знала, увидел Феликс это имя или нет, но поспешила провести ногой по песку и стереть недавно написанное. Его фигура, не дружелюбно, а опасливо возвышающаяся над ней, вызывала в Венди желание где-нибудь спрятаться и укрыться, но она продолжала сидеть на камне, сжимая в руках деревянную палку.
— Привет, Феликс, — Дарлинг улыбнулась, принуждая себя успокоиться, и кивнула парню головой. Венди не испытывала неприязни к Феликсу, но определенно побаивалась его. Он подозревал её, и она знала, что его подозрения не безосновательны. Конечно, ему никто не верил, даже Пэн, и тот отпихивался от его предположений, но всё это всё равно её изрядно пугало. Что, если он узнает? Что, если он видел имя? Он в числе первых сдаст её и даже глазом не моргнет.
— А ты не очень-то хочешь, правда? — Венди усмехнулась, пытаясь разрядить обстановку, но сама занервничала ещё больше. Она опустила взгляд, всё ещё чувствуя, как Феликс продолжает прожигать её взором. Ей не стало легче. — Просто порой я хочу отдохнуть от рассказов и плясок, мне надо побыть одной. Подумать, поразмышлять. Да ведь и сам Неверлэнд очень красив, хочется осмотреть весь остров. Он по-своему завораживает, — это была только часть правды. — А что? Я не имею права выходить из лагеря? — спокойно спросила Венди, поднимая взгляд и смотря прямо на Феликса, но был в этом вопросе какой-то подсознательный вызов. — Впрочем, я буду рада, если ко мне кто-то присоединится. Вот, например, как ты, — смягчила свой прошлый ответ Венди, вновь улыбаясь.
Она опустила палку и похлопала по месту рядом с собой.
— А Пэн ведь прав. Не хочешь присесть?

Рассказать ему? Поймет ли он её? Венди ещё раз внимательно посмотрела на Феликса, будто пытаясь прочесть в его лице то, что она так отчаянно пыталась найти — понимание. Но бесполезно. Она до сих пор не понимала, как может отреагировать Феликс. Венди уже давно усвоила, что с Феликсом не пройдут те же трюки, которые легко проходили с мальчишками. Одних Венди ублажала сказками, с другими пускалась в пляс под звуки флейты, а с третьими быстро переводила тему — отвлекалась на не зашитые дыры в их лесных костюмах, предлагала прогуляться до пещеры или просила показать, где нужно собирать волшебную пыльцу. Венди знала, как с ними обращаться и как кого приструнить. Феликс же резко выбивался из всех групп, на которые Венди делила мальчишек, и нарушал всю созданную ею систему. Его не утешишь добрым рассказом и не подбодришь крепкими объятиями, он казался таким чужим и недосягаемым, в то время как другие дети чуть ли не сами навешивались Венди на шею и тянули свои маленькие (ну или не совсем маленькие) ручонки к ней. Впрочем, то, что Феликс согласился присесть, можно было уже считать великим прогрессом. Рядом не было Пэна, который мог его заставить, он сделал это сам: заговорил с ней, задавая вполне логичные и последовательные вопросы. Да только вот как на них дать такой же логичный ответ? Дарлинг больше не могла примерять роль «мамы потеряшек», с Феликсом надо разговаривать на равных — не врать, не скрываться, а быть честной, потому что он один из всех мог легко раскусить Венди. Он понимал, что она что-то упорно скрывает, а Дарлинг было нелегко. Она хотела всё сделать по-своему: вернуться с Бэлфайером в родной Лондон, уйти с острова так, словно её тут никогда и не было, и больше никому не врать. Ей, конечно, невероятно льстило внимание Питера и всех потеряшек, но едва ли она могла осознавать весь масштаб происходящего — она понимала, что предала Бэя и не могла с этим смириться. Прямо сейчас же она предавала и братьев, которым обещала вернуться, и родителей, которым вообще ничего не сказала.
И ведь мама, наверное, так и держит открытым окно.
— Да, дело не в одной красоте Неверлэнда, когда я в очередной раз ухожу из лагеря. У тебя когда-нибудь было такое, — Венди посмотрела вдаль, — что ты обещал человеку одно, а потом делал совершенно другое? Потому что так хотел ты, потому что ты был уверен, что поступаешь правильно. Когда я улетала в Неверлэнд, я думала, что поступаю правильно. Мне было всё равно, что говорил он, что магия разрушит мою семью. Я сказала ему, что он просто не верит, как верю в это я, — голос Дарлинг задрожал. Воспоминания, казавшиеся уже очень давними, вызывали в ней ту прежнюю боль. — Я так хотела в Неверлэнд... и как я была рада, когда попала сюда в первый раз! Феи, магия, дети, никаких взрослых и, в конце концов, Питер. Ты, верно, думаешь, что я очень легкомысленна. Летаю туда-сюда, возвращаюсь, когда захочу, прилетаю, когда вздумается. И слишком уж много себе позволяю, да? Ведь дом должен быть только один — Неверлэнд. Я всегда знала, что Неверлэнд — тоже мой дом: сколько раз он мне снился, сколько раз я заявляла папе с мамой, что не хочу вырастать.
Тогда родители смеялись, слушая её нелепые детские желания, но теперь она явственно видела, как они стоят у окна и лишь с немым укором смотрят вперед.
— Но каждую ночь, когда мы ложимся спать, я всё ещё слышу плач. Порой этот плач так громок и раздается отовсюду, что тяжело заснуть, а порой кто-то лишь осторожно хныкает. Но не было ещё ни одной ночи, чтобы все спали молча. Ещё в первую ночь это удивило меня, ведь Неверлэнд — это их дом, а они плачут. Ночью они думают об утерянных родителях, а я думаю о том, кого предала, о том, кто из-за меня пострадал. Поэтому я ухожу, я не хочу, чтобы кто-то видел меня расстроенной. Ну вот, ты и увидел, — Венди замотала головой, пытаясь согнать назойливую грусть, но не выходило. Ещё бы немного, и она бы спросила его насчет вылазки на борт «Веселого Роджера», в которой он точно участвовал, но нахлынувшие эмоции не позволили этого сделать. Не было ни дня, чтоб Венди не думала о Бэлфайере, но теперь, когда она поделилась с кем-то этими тяжелыми мыслями — её желание только обострилось в разы, мешая адекватно думать. — Ты мог бы на это справедливо заметить, что мне стоило бы лететь к нему, к тому, кто из-за меня пострадал, пожертвовал собою. Но я даже точно не знаю, где он находится. Может, он там, куда мне не попасть, — размышляя, продолжила Венди, — а может, он здесь, — первые неосторожные слова были кинуты словно игральные кости на доску, но это был не продуманный ход, а случайный, непреднамеренный, от которого теперь зависело всё.

Венди даже не могла допустить мысли о том, что мальчишки здесь плачут не по родителям, ведь она не понимала, каково это — быть нелюбимым и не любить свою же семью. Она-то знала, что её всегда ждут, и потому ей было сейчас так тяжело. Да, она обожала мальчишек, хоть и не была с ними до конца искренней, она была без ума от острова, магии и правящего здесь детства. Но она начинала взрослеть. Дарлинг знала это, как знают это все дети, на которых взрослые начинают смотреть с сожалением. Джона с Майклом ещё трепали за щечки, садили к себе на колени и баловали сладостями. Венди не была из-за этого расстроена, но что-то в её душе творилось странное, когда её, выделяя среди других, подводили к зеркалу и, улыбаясь, восклицали: «Какая девушка растет!» или рассказывали, какой добрый и смелый мальчик растет у мистера Ливингстона, советуя ей с ним познакомиться и сдружиться. Поначалу она противилась всему этому, а потом и сама перестала замечать, когда она начала делать «взрослые» поступки — жертвовать чем-то не в угоду себе.
Дети не должны беспокоиться ни о чем, кроме как о сохранении своих трепетных мечт и оберегании их от взрослых. Венди же уже давно рассталась со своею мечтою, которая воплотилась в жизнь, да совсем не так. У неё остались только одни цели и больше ничего. И вот парадокс — чем больше Венди проводила времени с мальчикам, тем больше понимала, как взросление нападает на неё и сбивает её с ног, словно какая-то тяжелая болезнь. От её не обремененной ничем веселости теперь осталось так мало, одна лишь задумчивость да грусть.
— Конечно, ты прав, мы выбираем сами, — Венди уже и не думала, что когда-нибудь в чем-то согласится с Феликсом, — но вся проблема в том, что сначала ты уверен в своем выборе, а потом...
Венди так и не закончила мысль, тяжело вздохнув. Новая роль взрослой до сих пор давалось ей нелегко. Она повертела в своих руках деревянную палку, которой ещё недавно вычерчивала имена. Бэлфайер. Признайся бы она сразу во всём, было бы всё проще? Но ведь именно этому в первую очередь научилась Венди у взрослых — умалчиванию правды. Мама с папой периодически скрывались в гостиной и о чем-то тревожно шептались, смотря на многочисленные бумаги, но стоило кому-нибудь из детей зайти в гостиную, как всё затихало. Это была вроде такая незначительная мелочь, но Дарлинг запомнила этот момент и то, как она оскорбилась, когда они не захотели ей чего-то объяснять. А сейчас она сама ли — не такая же, как они?
- Венди, а научишь меня читать?
— Что? — Венди удивилась. Если ещё день назад Феликс не мог к ней подойти просто так, то теперь вдруг он её сам просил, исходя только из своей инициативы. Она с сомнением посмотрела на палку. Конечно, она и сама понимала, что это было неспроста. Но раз она не может ему сказать, почему бы не написать? Дарлинг и так в своих разговорах зашла слишком далеко, и если до последнего она не хотела выдавать себя, то её миссия с треском провалилась.
— Хорошо, я научу, — после минутного замешательства ответила Венди и слезла с камня, опускаясь коленями на песок. Она аккуратно выводила на песке весь алфавит, проговаривая каждую букву и посматривая на Феликса, чтобы тот был полностью вовлечен в учебный процесс и понимал, что она делает. От букв она перешла к слогам — неподалеку от алфавита было написано имя «Феликс», которое она медленно прочла, а потом подчеркнула.
— Вот, прочти, — уже воодушевленная таким необычным уроком, Дарлинг вывела имя Питера и свое, и помимо них начертала на песке такие слова, как: «магия», «феи» и «волшебная пыльца», давая Феликсу прочесть и их. О, видел бы их сейчас Питер! Это ли было не то, к чему он стремился — дать им понять друг друга, подружиться? Ещё бы Венди бросила все свои затеи про Бэлфайера и возвращение домой, тогда бы она полностью стала бы такой же, как и они — потеряшкой. И больше не было бы никаких преград, никаких забот, одно сплошное детство. Но, кажется, она не смогла устоять перед вдруг доверившимся ей Феликсом. Она не понимала, почему именно он, почему хотя бы не Питер, не кто-нибудь из банды потерянных мальчиков, кто понимал её, почему это именно Феликс — сторонившийся её, недолюбливающий? Но ведь ход уже был сделан, и этой странной комбинации надо было сложиться воедино.
Дарлинг вывела на песке «Бэлфайер».
— А теперь прочти это, — сказала она почти шепотом, будто боясь, что сейчас их кто-нибудь застанет. — И скажи мне, Феликс, ведь его вы искали на борту «Веселого Роджера»?
Она резко обернулась и посмотрела прямо на Феликса. Что за непримиримые эмоции сейчас отражались в её взгляде: и страх, и надежда.

Как только Венди узнала, что её догадки верны, она была почти готова улыбнуться, но дальнейшие слова Феликса заставили её нахмуриться. Она молча стала ковыряться палкой в песке, стирая только что написанное. И что же её только дернуло всё ему рассказать — она и так знала, чем это обернется. Ведь Феликс не давил на неё, не упрашивал рассказать, но именно перед этим Венди была слаба; перед теми, кто и не просил, она охотнее выдавала свои секреты. Но ей надо было так узнать, что он точно там, что он совсем рядом и ничего ещё не потеряно. Они спасутся.
Где-то фоном ещё звучали убеждения Феликса, что ей нечего и пытаться. «Он не понимает, не понимает», — повторяла она сама себе. Теперь её лицо уже ничего не выражало: ни радости, ни сожаления, ни согласия и ни отрицания, там застыла немая сосредоточенность, совершенно не смотрящаяся на этом детском лице, на котором ещё недавно было столько эмоций. Но было страшнее всего не это, а то, что Дарлинг даже не собиралась объяснять Феликсу. Её пустой взгляд скользил по шероховатому песку, переходя на гладь спокойной речки, но она так и не посмотрела ему в глаза. Снова спряталась настоящая Венди, прикрывшись маской понимания. А ей так хотелось высказать всё до конца и понять, почему они считают нормальным скрывать от неё нахождение Бэлфайера, того, кто не хотел улетать из дома, того, кого она не отпускала до последнего. Феликс-то мог и не знать всего, но Пэн ведь знал. Он точно знал, как она металась из угла в угол, сначала не желая отдавать братьев Тени, а потом держалась за Бэя, пока Тень не улетела вместе с ним в беспроглядную темень, заставляя Венди во всем винить себя. Именно этого она не могла простить ни Питеру, ни остальным мальчикам, потакавшим ему во всём. Она внутренне злилась, слушая про то, что у Бэя с Питером свои дела, прекрасно понимая, что Бэлфайеру этого всего не надо, иначе бы он уже сам отправился бы на остров. Он хочет домой, точно так же, как и хочет туда Венди. И как бы она не любила Неверлэнд, с самого первого посещения она понимала, что одновременно за всеми играми, детством и весельем таится что-то мрачное и страшное. Венди сомневалась в том, что она хочет познавать этот мрак, который таится за непонятными ей приказами Пэна для мальчиков.
Она улыбнулась, чувствуя, как уголки губ неприятно тянутся и как ей совсем не хочется сейчас улыбаться, но, кажется, со стороны это выглядело вполне естественно — Венди давно научилась срастаться со своими масками. Её изначальную молчаливость можно было списать на задумчивость, а теперешнюю улыбку — на полное согласие с мнением Феликса.
— Да, мальчики, — грустно пробормотала она, в то время как улыбка стала постепенно сходить с её лица. — Они совсем не могут без сказок на ночь, особенно самые маленькие. Возможно, с Бэем не всё так просто. Я знаю, он был связан с магией до этого, но я ведь вбила себе в голову, что здесь что-то неправильно, а я просто ни с кем об этом не говорила. Было бы лучше, если бы я знала об этом и раньше, может, тогда бы я быстрее поняла вас, а вы — меня, — злость в ней уже утихла, но только потому, что она уже давно всё для себя решила и даже уже не противилась лжи, которую сейчас сама произносила.
— Но вы ведь не навредите Бэю? — тут же испуганно спросила Дарлинг.
Радостные крики мальчишек затихали вместе с флейтой, и на Неверлэнд постепенно опускалась звёздная ночь. Венди оглянулась, высматривая ещё горевший костер вдалеке.

Венди сковывал страх, липкий и противный, заставляющий её руки дрожать, а мысли — крутить по одному и тому же кругу. Она шла вслед за Феликсом, но не замечала ничего впереди себя, порой отставая от него и путаясь в зарослях Неверлэнда. Но запутанные ходы Неверлэнда были сейчас ничем по сравнению с тем, что творилось у Венди в голове. Она теперь знала, что Бэлфайер точно находится на корабле, но с чего бы вдруг Дарлинг могла доверять Феликсу в остальном — в том, что он не откроет её тайну? Столь долго не любивший её, мог ли он в один вечер понять её? Это казалось нереальным, и только теперь Дарлинг поняла это в полной мере. Они зайдут в лагерь, сообщат Пэну о долгожданном примирении, а что потом? Венди уйдет спать, а Феликс сможет поведать Питеру обо всём наедине, и тогда Венди точно никого не спасет — ни себя, ни Бэя. Может, Феликс и был недоверчивым по отношению к другим, но Питер представлялся ей более безжалостным. Она понимала, что уже одно её намерение улететь с остров, забрав с собой Бэя, будет вполне достаточным для Пэна. И, может, это страх так влиял на неё, но Дарлинг больше не сомневалась в том, что она станет делать дальше — затеет нехорошую игру, в которой она сама должна выйти победителем.
- Мы помирились.
Только теперь это почему-то звучит не как спасение, а как приговор. Венди нервно сглотнула, взглянув на Питера. Нет, если она ещё раз посмотрит на Феликса, то точно не сможет выполнить ею задуманное.
— Да, — тихо подтвердила Дарлинг и тут же подошла к Пэну. — Уильям уже спит?
Уильямом был маленький мальчик, которого Тень недавно принесла на остров. Он был совсем малышом, лет пять, не больше, и ему снились самые беспокойные сны — он плакал и брыкался, нередко сваливаясь со своей миниатюрной кроватки. Иной раз другие мальчишки просыпались из-за него и начинали либо так же канючить, либо ворчать. Поэтому за маленьким Уильямом требовалось заботы вдвое больше, чем за другими. Если он спал спокойно, ребята не капризничали больше обычного, если же неспокойно — Неверлэнд превращался в один неугомонный балаган.
— Я хочу его проверить, — пояснила свои намерения Венди и схватилась за руку Питера, уводя его от костра.
Именно из-за беспокойного нрава Уильяма Венди упросила Питера поселить мальчика чуть ближе к ней, там, где располагалась её спальня, на то время, пока Уильям не успокоится и не привыкнет к Неверлэнду, который он любил, но побаивался из-за новизны места.
Впрочем, во всей сложившейся ситуации Уильям был не более, чем предлогом. Венди боялась того, что Феликс может всё рассказать Питеру, и что же она сделала? Правильно, решила рассказать всё Пэну сама, да только правда в её рассказе её же усилиями должна несколько исказиться. Но Венди заранее оправдывала свои действия, убеждая себя в том, что если она не сделает этого сейчас, впоследствии пострадает не только она.
Нынче Уильям был поразительно спокоен во сне, и Венди спокойно выдохнула, теперь зная, что он её не потревожит. Она смахнула волосы с его лица, поправила легкое одеяльце и вдруг подумала о том, что она, наверное, видит его последний раз в своей жизни. Это было страшно, но неминуемо. Венди нагнулась и поцеловала его в лоб — словно повторяя за своей мамой, которая каждую ночь целовала братьев в лоб и так будто бы прощалась с ними. Только вот кто знает, какая из этих ночей окажется последней?
— Но я привела тебя сюда не ради Уильяма, — шепотом произнесла Венди, будто боясь, что где-то поблизости окажется Феликс. Сегодня ей придется слишком много лгать. Дарлинг боязливо оглянулась, снова схватилась за руку Питера и уже зашла с ним в свою спальню, которая была скрыта от нежеланных гостей.
— Питер, не пойми меня неправильно... но мне кажется, Феликс замышляет что-то нехорошее. Мы толком и не мирились, он просто убедил меня, что мы так соврем тебе, но я не могу, — все сомнения улетучивались, ибо чем больше Венди лгала — тем больше она начинала верить в свою ложь. Она же никому не причинит вреда этим враньем, а когда они узнают, что это вранье, Венди на острове уже не будет, по крайней мере, так она планировала. Это был идеальный план. — Я не хочу, чтобы ты его ругал или ещё что, но я хочу тебя предупредить. Я слышала, он говорил тогда с каким-то мальчиком. Он рассказывал ему историю обо мне, что я хочу кого-то спасти, а потом улететь с острова. Он выдумал её. Понимаешь, Питер? Он хочет создать видимость того, что я предаю Неверлэнд. И если бы ему удалось рассказать это быстрее меня, солгать... да, ведь это звучит довольно правдоподобно.
«Точнее, это и есть правда», — мимолетом подумалось Венди, но эти слова не смели сорваться с её губ.
— В такое даже можно поверить. Не говори ему, ладно? Я знаю, его можно простить, ведь он меня недолюбливает, а какие порой способы не применишь, когда человек тебе мешается или не нравится. И не злись на него, мне надо было это рассказать.
Венди уселась на кровать, делая вид, что собирается спать. Она была уверенна, что Питер поверит в её ложь. А там остается дело за малым: он покидает её спальню, идет к Феликсу, между ними происходит разговор. Тем временем Венди осторожно, тихо выходит, покидает лагерь и идет к кораблю, а там — он, Бэлфайер точно там. Она воспользуется волшебной пыльцой, чтобы долететь до корабля, и наконец — воссоединение. Всё остальное уже меркло перед этим, ей бы только снова увидеть Бэя.
И всё же этот план был слишком превосходен. Так что, если он нарушится?